3 сентября 1970 года состоялась премьера фильма Яромила Иреша «Валерия и неделя чудес». Картину про 13-летнюю девочку, вступающую во взрослую жизнь, трудно уверенно приписать к какому-то жанру: то ли сказка, то ли хоррор, то ли драма. Героиня весь фильм находится будто в пограничном состоянии между сном и реальностью, вышагивает по канату, как акробатка, а зритель внимательно следит за этим «выступлением». Анастасия Сенченко рассказывает про ленту Иреша, в которой лирика переплетается с ночными кошмарами, а мотив взросления рифмуется с сексуальным раскрепощением.
«Валерия и её неделя чудес» Яромила Иреша — самый экзотический цветок на могиле Пражской весны. По крайней мере, так о ней пишут в The New York Times. Одновременно дерзкая сказка и безобидный хоррор, с годами фильм приобрёл статус культового и вдохновил не одну сказку для взрослых (включая знаменитую «В компании волков» Нила Джордана) и как минимум одну психоделическую фолк-группу The Valerie Project. Команда из Филадельфии записала свой дебютный альбом в качестве альтернативного саундтрека к фильму, а после даже живьём сопровождала его показ в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Но обо всём по порядку.
«Отцы» Валерии
Историю о невероятных приключениях юной девушки в мире своих снов и бессознательного написал в начале 1930-х предводитель чешских сюрреалистов Витезслав Незвал. В двадцатые годы он был одним из лидеров авангарда и членом коммунистической партии, дружил с Бретоном и Элюаром и даже объединил на время всех сюрреалистов Чехии под своим началом. «Валерия и её неделя чудес» по определению самого автора — модная сюрреалистическая беллетристика, коллаж, заимствовавший из популярной литературы всё, что принадлежит области бессознательного. А спустя 35 лет в Чехословакии у Незвала была репутация видного деятеля коммунистической партии, переводчика Рембо и Пушкина, композитора и живописца, но главное — надёжного сторонника власти в период «нормализации».
Чего не скажешь о втором отце «Валерии», прославившем её на весь мир, — режиссёре Яромиле Иреше. Ирешу после практически запрещённой экранизации Милана Кундеры «Шутка» пришлось повнимательнее отнестись к выбору литературного оригинала. И фантастический рассказ Незвала, подкреплённый репутацией автора, подходил для этого как нельзя лучше. Сказка вообще стала одним из любимых жанров чешской новой волны, главной движущей силой которой была потребность в самовыражении, а не в протесте. В отличие от итальянских неореалистов, французской новой волны, чёрных польских и венгерских фильмов, реальность здесь и сейчас занимала чешских кинематографистов на порядок меньше: «Вот придёт кот» Войтеха Ясны, «Маргаритки» и «Вкушаем плоды райских кущ» Веры Хитиловой идут по пути изобретения выразительных средств и похожи скорее на манифесты по переустройству художественной, а не окружающей реальности. На этом же запасном пути обосновалась и «Валерия» с её белым кружевом ночных сорочек и паутиной семейных склепов.
Тринадцатилетняя
Первой провокацией со стороны Иреша было то, что его Валерии всего тринадцать, тогда как героине Незвала семнадцать. Этот пограничный возраст едва завершившегося детства добавляет фильму дистанции и странности. У героини и зрителя кардинально разная оптика. С одной стороны, точка зрения Валерии: когда тебе тринадцать, мир вдруг искажается, и все привычные взрослые вдруг оказываются опасными монстрами. А с другой — зритель, которому периодически приходится смотреть на «происходящее» глазами растлителя-священника, вуайериста-миссионера или ещё кого-то из сплошь неприятных взрослых. К тому же тринадцатилетняя Ярослава Шаллерова в роли Валерии с равным интересом рассматривает собственную серёжку и полных эротики прачек на реке, сексуальную сцену на городской площади и превращение родной бабушки в монстра, питающегося кровью девственниц и согласного принести внучку в жертву ради вечной молодости.
Дитя сексуальной революции
Вторая провокация Иреша — это якобы пробуждающаяся сексуальность. Несмотря на то, что в пересказе эта история полна запретного, на деле она столь же целомудренна и чиста, как её героиня. При ближайшем рассмотрении сексуальность здесь пробуждается не у Валерии, а у всех, кто находится в её окружении: и у тоскующей по молодости бабушки, и у их пастора, и у миссионера, и даже у только что выданной за богатого крестьянина Хедвиги. Все герои одержимы желанием молодости и красоты, которая буквально способна их исцелить и спасти: Валерию весь фильм без конца воруют, убивают, воскрешают и прячут. Она и сегодня во главе отряда невинных, но уже провокационно-сексуальных и по большей части мёртвых дев: «Девственницы-самоубийцы», «Пикник у Висячей скалы», «Невинность» и даже Лора Палмер, несмотря на большую свою искушённость, пожалуй, тоже в этом отряде.
Хоррор
Третья провокация Иреша заключается в том, что в графе «жанр» у «Валерии» всё ещё значится хоррор. Шедевры частенько упакованы в жанр, но в случае с «Валерией» хоррор — такая же дезориентирующая уловка, как слабая повествовательная связь внутри истории. Ни монстр в стиле Носферату, ни образ юной девушки в беде, ни вампиры не делают эту историю хоррором, если девушке в беде не страшно. Валерия — это бесстрашие и простота беззаботной юности. Она деловито прокусывает шею курице, чтобы через поцелуй напоить кровью миссионера-оборотня, и продолжает спорить со священником, стоя на костре посреди площади, — в общем, никакого уважения к пугающему и никакого пиетета перед смертью.
Не то, чем кажутся
Не эротический, но полный желания, не хоррор, но полный чудовищ и опасностей, этот сюрреалистический сон — позднее дитя минувших шестидесятых, взошедшее на их плодородной почве и напитанное их жизненными соками. Это время уже практически мифологических сексуальных свобод стало ещё и временем зародившегося страха перед силой бессознательного. Поэтому поворот к «нормализации» в семидесятые в культуре — не частное чешское, а повсеместное явление. Манящая и страшащаяся собственных намёков «Валерия» в конце концов главным объектом своего сладострастия выбирает красоту: беззастенчиво манит живописными цитатами и живописными мизансценами, лишь изредка мягко укоряя словами главной героини: «Не смотри на меня так».
