Один из главных сюрпризов 68-го Берлинского кинофестиваля — фильм «Наследницы» — дебют парагвайского режиссёра Марчелло Мартинеси. На показе в зале зияли дыры, но все, кто пропустил картину — многое потеряли. Удивительная история о двух пожилых женщинах, одна из которых попадает в тюрьму за долги, а вторая, оставшись, начинает новую жизнь. Этот разговор с Марчелло Мартинесси — первое русское интервью с режиссёром. Верим, что не последнее.
Фото: Shutterstock
— «Наследницы» — это дебют. Поэтому в России вас, конечно, пока ещё не знают. Давайте начнём знакомиться с самого начала. Как начинались ваши отношения с кино, почему вы вообще решили стать режиссёром?
— Ну, я из семьи рассказчиков. Но, знаете, таких «рассказчиков пивного стола». То есть вы представляете, как это бывает: все всё время что-то говорят. Мой дядя — адвокат, но ещё он пишет музыку, моя тётя — выдающаяся рассказчица, она своими историями доводила нас до слёз от смеха. И в такой атмосфере я рос: вокруг было мало книжных магазинов, кинотеатров: только беседы и телевизор. Но по телевизору один-два раза в неделю показывали фильмы. Правда, в доме был только один телевизор, в комнате родителей, а отец засыпал рано и сильно храпел, так что мы смотрели всё на очень маленькой громкости. То есть мне приходилось додумывать, что же на самом деле происходит в фильме. Я посмотрел очень много картин вообще без звука, заменяя его своими фантазиями, и эти регулярные упражнения породили во мне желание тоже рассказывать истории. Первую короткометражку снял в 2009-м, её взяли на Берлинале, и так у меня появилась возможность снимать дальше, хоть я и из страны с очень слабыми кинематографическими институтами, где люди не очень интересуются кино. Большая удача, потому что это то, что действительно люблю.
— А были ли фильмы, которые впечатлили вас больше других?
— Я всегда любил Фассбиндера. То есть «Наследницы» выросли из «Горьких слёз Петры фон Кант», например, и «Тоски Вероники Фосс». Из этих потрясающих женских персонажей. Я обожаю Кассаветиса — его героинь, Тодда Хейнса — ещё одного американского независимого режиссёра. Многих, кто работал именно с женскими персонажами. Я всегда знал, что мой первый фильм будет именно про женщин.
— А что насчёт русских фильмов?
— Ну, конечно, я очень много смотрел Тарковского, Сокурова. Сокурова я очень люблю, восхищаюсь его индивидуальностью. Кроме того, я много читал русской литературы, знаю русский театр, всегда очень ценил его и всегда узнавал себя в героях. То есть мне, если честно, кажется, что Парагвай и Россия очень похожи. Ваши искусство и культура очень отличаются от всего остального мира. Как-то я разговаривал с Виктором Косаковским об этом, и он сказал: Россия изменится, только если вы возьмете 150 миллионов человек, которые в ней живут, вывезете из страны и привезете других 150 миллионов. То же самое можно сказать про Парагвай. Правда, у нас живёт всего семь миллионов, но, может, это то, что нам стоит проделать.
— Вы сказали о проблемах в кинематографе Парагвая, но ведь вы существуете ещё и в более широком — латиноамериканском — контексте. Мы все знаем великих латиноамериканских писателей, больших режиссёров, а сейчас, мне кажется, в латиноамериканском кинематографе новый подъём.
— Простите?
— Подъём!
— Да-да. Мне кажется, в Латинской Америке последние десять лет происходят серьезные политические перемены. Мы круто развернулись влево, а затем так же круто развернулись вправо. Насильственные перемены всегда создают в обществе напряжение. И думаю, именно это — ключ к пониманию того, почему сейчас наша культурная продукция действительно на высоком уровне. Конечно, я люблю аргентинских писателей, аргентинские фильмы, то же самое касается и Бразилии, я немного говорю на португальском и чувствую вовлечённость в то, что происходит на континенте. Но одновременно я понимаю, что конкретно Парагвай всегда воюет со всеми, это очень изолированная страна. И мы говорим так: Парагвай — это остров, просто окружённый землей.
— Давайте поговорим о вашем фильме — «Наследницах». Главная героиня — очень гордая женщина, очень независимая. И этот образ — один из центральных образов года вообще. Я имею в виду — в медиа, в социальных сетях. Вы видите её в этом дискурсе, что вы вообще думаете о современном феминизме?
— Я отношусь с интересом и уважением, но не готов быть знаменосцем. Мне кажется, лучше всего для женщин — это избавить их от какой-то постоянной ответственности. Быть героинями, быть сильными. Дайте им свободы. Они могут брать ответственность, а могут нет, могут быть феминистками, борцами, а могут и не быть. Я знаю много женщин, которые хотят просто быть свободными и наслаждаться жизнью. Они не хотят строить из себя сильных женщин. Особенно в Парагвае, где всегда было много войн, и женщины всегда заново отстраивали страну, я думаю, мы должны ценить это и уважать, но женщины должны сами выбирать, кем им быть. Поэтому я и оставил в фильме открытый финал. Это значит, что у женщины остаётся выбор, мы не уверены в том, как она поступила.
— Это был спойлер сейчас... В картине совсем нет мужчин. Мы не запоминаем ни одного лица. Почему вы поступили именно так?
— Потому что, когда я начал писать эту историю, я держал в уме всех женщин, с которыми рос: мама, бабушка, тётя, кузины. И их голоса я слышал в первую очередь. А потом, когда ты снимаешь свою первую картину — ты всегда ищешь какой-то безопасной территории, того, в чём ты по-настоящему уверен. И я очень хорошо помнил, как они говорят, как они двигаются, как они поступают. Ну, и третья причина — меня всегда расстраивало, когда женщины в кино используются просто как объекты, и я решил сделать «комплексный» фильм о женщинах, в котором мужчины были бы объектами. Они всегда то в прошлом, то в будущем, то фоном, но никогда — на переднем плане.
— Очень мало шансов, что ваша картина дойдёт до российских кинотеатров. Те, кто её посмотрят — её скачают. И сделают это бесплатно. Как вы к этому относитесь, вы не возражаете?
— Не знаю, это по-прежнему непонятный для меня вопрос — авторского права. Я тоже смотрел фильмы в интернете и если бы я их не качал, я бы никогда их не увидел. Единственное, о чём я хочу попросить людей, которые скачают «Наследниц» — посмотрите их с помощью проектора или на относительно большом экране. Это будет ощущение, приближённое к кинотеатральному. Смотря фильмы на компьютере, вы очень много теряете. Но в целом я очень много думал об этой проблеме и мне тяжело оценивать её однозначно. Мне важно, чтобы картина дошла до как можно большего количества людей, мне важна эта связь.
— Последний вопрос. О будущем. Каким вы его представляете? Представьте, что мы встретились с вами через пять лет. Кем вы себя видите? Сколько у вас в багаже наград, сколько фильмов вы сняли? О чем вы мечтаете сейчас?
— Самое важное — продолжать снимать фильмы, в которые я верю. Фильмы, которые, может, и не являются грандиозными драмами о грандиозных эмоциях, о жизни и смерти, мы можем внезапно умереть и переродиться в один день, множеством способов, всё самое важное происходит прямо сейчас, в конкретный момент. Поэтому я в целом так люблю жизнь. И именно такие фильмы я хочу продолжать снимать: пускай, очень локальные, пускай, не мейнстримные, но если я смогу защитить тот кинематограф, в который я верю, я буду невероятно счастлив.
