После мировой премьеры на фестивале «Тёмные ночи» в Таллине компания Ten Letters выпустила в российский прокат фильм «Сентенция» о Варламе Шаламове — полнометражный игровой дебют Дмитрия Рудакова. О том, зачем наблюдать увядание автора «Колымских рассказов» спустя 38 лет после его смерти и как Рудаков стилистически цитирует Сокурова, рассказывает Тимур Алиев.
В чёрно-белом пространстве экрана осторожно начинается рассказ. Дом престарелых, в котором пребывает Варлам Шаламов (играет его до жути похожий на своего героя Александр Рязанцев), наполнен едва уловимым духом смерти. Практически никаких деталей в кадр не попадает: одни лишь серые стены, обветшалая мебель и всепоглощающая старость, проникающая сквозь экран. Соседи прозаика ведут пространные разговоры. Пытаясь скоротать время, они гадают, какой сегодня день недели и что за загадочный гость пришёл навестить Шаламова.
Судя по всему, перед нами прообраз дома престарелых и инвалидов Литфонда, где автор «Колымских рассказов» оказался в 1979 году. Потому как в психоневрологическом интернате, куда Шаламов попадёт через два года, к приёму посетителей относились куда строже. Здесь же в палату к герою беспрепятственно заявляются писатели-диссиденты (Фёдор Лавров и Павел Табаков). Общаться с ними в полном смысле слова Шаламов не в состоянии. Единственное, на что он способен, — нашёптывать им поочерёдно одни из последних своих стихов, которые герои с особым трепетом слово в слово запишут.
Автор картины — режиссёр Дмитрий Рудаков, выпускник мастерской Алексея Учителя, перенявший у мэтра тягу к биографиям выдающихся личностей. Пока Алексей Ефимович разбирался с «Матильдой» и «Цоем», его подопечный изучал дебри русской души в коротком метре «Пашки», а после — тёмную сторону режиссуры авторского кино в документальном полнометражном проекте «Андрей Звягинцев. Режиссёр». Опираясь на свой опыт, Рудаков выбрал последние годы Шаламова как объект кинематографического исследования. И сделал совсем не типовой байопик в формате «родился — жил — страдал — умер».
Творение Рудакова ярко выделяется на фоне работ его коллег по цеху — Филиппа Юрьева и Анара Аббасова — чьи дебюты также вышли со студии «Рок» Учителя. Танцевальная «Битва» с Риналем Мухаметовым — продукт масс-маркета, «Китобой» с Владимиром Оноховым и Кристиной Асмус — о любви на расстоянии с этнографическим подтекстом. «Сентенция» же больше всего стремится быть похожей на раннего Александра Сокурова — прежде всего стилистически. Жизнь в доме престарелых течёт словно по тем же законам, что и в доме капитана Шотовера из «Скорбного бесчувствия». Диссиденты Лавров и Табаков — точно врач Дмитрий Малянов из «Дней затмения»; герои, оказавшиеся в чуждой для них среде. Увядание самого Шаламова, который лишний раз не может пошевелить собственным телом без посторонней помощи, неизбежно вызовет ассоциации с тяжело больным Лениным в «Молохе» Сокурова.
Персонажи «Сентенции» оказываются на границе сознания; Рудаков уже на середине истории перестаёт использовать линейное повествование, разделяя реальность на явь и фантазию. Не подойдут для объяснения происходящего типичные «флешбэк» и «флешфорвард», не будет никаких сносок внизу экрана, объясняющих, в каком месте оказались герои и какой сейчас год.
Фигура Сергея Марина — единственная константа, хоть как-то связывающая события с домом престарелых. Безымянный человек в безупречном костюме, устраивающий Шаламову нечто в духе допроса, представляет собой прообраз силовых структур, с которыми тесно была связана жизнь прозаика и поэта. Впрочем, прямо об этом Рудаков не заявляет, избегая однозначных оценок. Режиссёр для характеристики своих героев использует лишь полутона и оттенки, интерпретация которых не может быть однозначной.
Две сюжетные линии — едва живого Шаламова в доме престарелых и его поклонников-энтузиастов, пытающихся сохранить опальное творчество писателя, — никак не перекликаются. Несмотря на схожую подачу материала и общий тон повествования, истории не образуют единую ткань «Сентенции», оставаясь обособленными. Ближе к финалу ленте отчаянно не хватает цельности. Автор умело нагнетает саспенс эпохи, в которую он погрузился, однако достичь апогея не получается.
Как и «Колымские рассказы», фильм Рудакова — тихая, но жесточайшая агония, раскрывающаяся под конец. К слову, ссылок на творение Шаламова здесь предостаточно — от названия фильма, отсылающего к сборнику «Левый берег», до рассказа «Стланик». Зрителям, не знакомым с его личностью и творчеством, отрефлексировать «Сентенцию» в полной мере будет непросто. Это примерно так же, как перемотать фильм «Амадей» Милоша Формана сразу на эпизод, где Моцарт начинает работать над «Реквиемом», при этом знаменитые симфонии композитора пройдут мимо зрителя.
Финальные стихи Шаламова — олицетворение его величественного духа, который не сломили ни закостенелый советский режим, ни десятилетия лагерей. «Сентенция» Дмитрия Рудакова — небезынтересное кино о последних днях гения, которое выглядит как смелый авторский эксперимент, рассчитанный, впрочем, на довольно узкую категорию зрителей.
