72-й Каннский кинофестиваль близится к концу: под занавес Абделатиф Кешиш обдурил всех критиков и показал интермеццо «Мектуба», сразу ставшего самым диким фильмом смотра. Подробнее — в рецензии
Зинаиды Пронченко.
Бог есть любовь, и бог создал женщину. Чтобы смотреть и вожделеть, а лучше трогать. Абделатиф Кешиш в «Мектуб. Интермеццо» укрупняет оптику. Это уже не кинематография, а голография. Не надо тянуть руку, достаточно просто откинуться в кресле, и благодать снизойдёт на тебя. Настоящий поток плоти. Ягодицы наливные, дряблые, жопы большие и маленькие, задницы круглые и во какие. Из сурового 2019-го этот тверк без перерыва кажется потерянным раем, гетеросексуальным эдемом, в котором ни один мужчина не останется без пары, ни одна женщина неудовлетворённой: сверху, снизу, сбоку, туда-обратно. Говорят, на ночном сеансе мастурбировали. Этих людей трудно упрекнуть. Чем ещё, кроме как семяизвержением, можно выразить свой восторг от творения Кешиша. Снял ли он masterpiece или просто piece of ass — рассудит время. Но сегодня «Мектуб» — это дно, преступление против новой морали, прямой афронт, торжество вуайеризма и объективации, свидетельство деменции и импотенции. Так жить нельзя. Но только так и стоит, если по секрету.
В городе Сет в 1994 году свободы, равенства и сестринства наблюдалось не в пример больше, чем нынче. Все пили, курили и трахались, игнорируя расовую принадлежность и вероисповедание. Самоидентификация ещё не стала фабрикой травм, если дают, надо брать. Флирт не равнялся харассменту, его субъект — насильнику, а объект — жертве. Вначале был петтинг, потом секс. И это было хорошо.
Амин и его команда — Офели, Селин, Шарлотта, Тони — где мы их оставили, там и находим. На пляже, после полудня, мокрыми, загорелыми, возбуждёнными. Они по-прежнему обсуждают всякую чепуху: а что, доедет ли это колесо до Парижа, почему в столице нет в продаже животного масла и кто чьих будет. В песне второй многие подошли к обретению Мектуба чуть ближе, чем в акте первом. Селин, к примеру, уже точно знает, с кем и как она будет делать это. Офели тоже, но не хочет себе в этом признаваться. Тони, наоборот, совершает слишком много лишних движений. За полтора часа деревенской дискотеки он успел потереться членом о каждую вторую, а всё потому, что огонь чресел его горит вхолостую, любовь всей жизни — чужая суженая, счастье возможно только через предательство друга.
И лишь Амин — в стороне, его удел — созерцание. Кешиш назначил его своим альтер эго, нелегка творческая вахта. Художник — всегда лишь свидетель, никогда — соучастник. Амину предначертано проникать в души, а не вагины. Там тоже потёмки, но еще и смертельный холод. Душа стареет и умирает гораздо быстрее тела. Посмотрите, что стало с Францией за 25 лет. Внешне она вроде свежо и остро пахнет — морем, хлебом, Кот-дю-Рон.
А внутри — смрад и слизь, война всех против всех, пустые обещания, преданные мечты. Жёлтые жилеты — вестники разлуки. Окончательного расставания с надеждой на светлое будущее.
Кешиш выбирает самую выпуклую метафору, она нависает над тобой три с половиной часа без перерыва в виде задницы. Тотальный диктат плоти. Раньше — символа утех, joie de vivre, хеппи-энда. Теперь — непролазной тоски, разрушения и тлена. Прежде мужчины запускали язык в жопу подруги, теперь засовывают в свою. Любить и говорить нельзя. Уважать и молчать можно. Бога нет, а женщина создала себя сама. Чтобы страдать и бороться, и лучше её не трогать.
